Иногда не могу не задавать себе банального вечного вопроса.

Есть ли вообще смысл придумывать истории? А записывать истории? Не разумнее ли, не правильнее ли пресекать это кайфовое визионерство, а не поощрять его? А не наращивать потом на него кости, мясо, кожу, преобразуя иллюзию в конкретный, понятный другим людям связный текст, с которым можно ознакомиться.
Сейчас кажется, что ты как бы сам свою жизнь у себя крадёшь, когда живёшь преимущественно визионерством. С реальностью можно не хуже прикалываться, чем с миром выдумок, да что там, лучше в сто раз, богаче, непредсказуемее, ну, ощутимее. Если ещё и плевать на конечность собственного бытия, свою безопасность и комфорт, то просто самый огонь.

Но я помню, каково это: не читать художки и не придумывать историй. Даже когда делаешь самое важное дело в жизни, с которым в руках жизнь никогда не будет прежней, даже так, даже с этим делом в руках — очень быстро начинает реальность делаться тусклой, невкусной, бесцветной, превращается в дурной быт. Не потому ли, что, когда выдумываешь истории, то в реальность ходишь как в гости, и она тогда кажется чудесной и чуждой, и хочется исследовать её как другой мир. И берёшь из неё жадно, как драгоценности, приносишь «домой» самые лучшие куски, в придуманные свои слои, в которых существуешь на самом деле. Не придумывать если, то сокровища некуда нести, и их перестаёшь замечать. Не придумывать если, то не будешь ли ты съеден слишком конкретным, слишком хватким бытом? Не впишешься ли невольно в те расклады, над которыми лучше плыть в вышине, не ведясь? Которые так занять могут сиюминутно, зацепить, взбесить, в восторг привести... тоже чужие истории по сути, но навязанные извне, а не вынутые изнутри, и не оценить, не понять, в самом деле ли они тебе нужны или просто вторглись в твою жизнь, как глисты в кишечник.
Визионерство это щит.

Моя одногруппница на последнем курсе попала в психушку (в диагнозе написали "реактивный психоз шизоидного типа" или что-то вроде этого). Она не только однокурсница мне, но и хороший друг, и я пошла туда навестить её. Она была замедленная и залипшая на быт, и на мои расспросы стала очень медленно рассказывать про расклады в этом её отделении, на какой кто койке спит (лучше или хуже) и кому кто что сказал, и как кто-то обиделся на какое-то слово, и кто-то не надел какие-то тапочки, и кто-то украл у кого-то часть завтрака, и кто-то остался без сладкого, а другой кто-то измазал что-то чем-то и свалил на неё, а она этого не делала, и что с вот той девушкой ещё одна решила не общаться, и какой-то бойкот, и как орала медсестра... что-то подобное, я не помню деталей. Так, словно бы нет ничего важнее, чем всё это.
И я слушала и думала: да быть такого не может, это она, да это не она, наверное, а галоперидол. Не может человек (она, мой друг, сама, своей сущностью) вписываться в эти темы всей собой, пребывание в этом учреждении полустрогого режима должен любой человек преодолевать, не запачкавшись, не увязнув, и выйти так, как будто там не был.

Чёрт возьми, это аллегория всей нашей жизни! Я вспоминаю этот случай, когда любые люди вокруг меня залипают на чужой бред, на подсунутые зацепки. Настоящий человек, у которого всегда есть две точки обзора: изнутри и сверху (да, я так поистине думаю!), не может всерьёз тревожиться о том, что сказал из телевизора ютуба Т. и что ему ответил З., и сколько голосов на выборах получил П., и как их всех обругала Ш., и что Р. что-то заблокировал и запретил. Эти все имена, лица, названия поистине лишь декорации в театре, и они заслуживают лишь столько чувств, сколько заслуживают декорации, картон, краска. Если ты театральный худоджник и у тебя сверхинтерес — то чуть больше, а если проходишь мимо с другими сверхинтересами за пазухой, двигаясь к своей вечно незапертой двери, — то нуль. Незачем, не нужно зацепляться за зацепки, если не хочется. Вязнуть в липкой ловушке, на клей чужой тратить свои часы и дни. Если хочется вписаться и увязнуть, то можно, но так, чтоб в любой момент выписаться и выбраться, когда замучит. Я говорю не про реальность, конечно, не про дела и поступки, а про сердечную, душевную, эмоциональную вовлечённость.

Так вот, визионерство это щит. С ним не увязнешь в чужое, поскольку давно вязнешь в своём.

Может быть, стоит блюсти какой-то баланс... То придумывать, то не придумывать, в какие-то жизненные периоды пресекать визионерство, в другие — поощрять. Или придумывать немножко, ограничено (в разрешённых, не чрезмерных только пределах). В минуты ожидания долгие. В тюрьме, в больнице, в долгом походе, на метеостанции без интернета, в подводной лодке, без ноги и без книг, терпя боль, моя посуду, ухаживая за неразумным инвалидом... А так всё-таки жить в реальности, в настоящем, свою жизнь жить, а не десятки чужих.

Но придумывать это одно, а другое — записывать. «В наше время» писать худтексты — это почти что пошлость. Я думаю очень часто, что надо бы не писать, не надо бы идти куда все. И, потом... «моя» история для других — чужая, и, записывая её, уже сама множу внешние жизни, которые будут заводиться в других людях, которые я вообще не очень-то хочу, чтобы заводились во мне. Да, да, как глисты в кишечнике. Но если дальше думать, то я не хочу чужих жизней без спроса, не нравится мне, когда чужое лезет отовсюду агрессивно, из каждого утюга, а если я сама взяла внешнюю историю и знакомлюсь с ней, то я хочу с ней познакомиться и её прожить.
Похоже, случайно дошла до удобного мне ответа: если сначала придумать со всем наслаждением (пройти это), а потом записать тоже довольно приятно, хоть и вложив тонну времени и труда (и эти ступени преодолеть), то не распространять, не печатать, не издавать, не рекламировать, не вешать везде, не пытаться насаждать. Не искать аудиторию. Ненавязчиво показать друзьям и перечитать самому.

Сейчас я поразвлекаюсь этим на пробу, а после посмотрим.