В пятницу было моё последнее дежурство в детском травмпункте.
А что было: была репозиция одна (проксимальной фаланги 2 пальца на ноге), хорошая. Была девушка с селфхармом (они не так часты). В таком, впрочем, месте, в котором психиатр не обязательно распознает селфхарм по прошествии времени. Иногда мне хочется помочь как-то таким девушкам, но я не знаю как, и каждый раз или молчу, или рекомендую наносить повреждения в таких местах, где психиатр при беглом осмотре рубцов не заметит, а если заметит, то можно будет объяснить чем-то другим. А медсёстры любят морали почитать или изругать, но, по-моему, это не помогает.
Последнее это дежурство настолько, насколько что-то в жизни может быть последним. На моё место даже врача из Таджикистана уже взяли. А вчера я финальный молочный обжиг сделала, сегодня отвезла в травмпункт последние подарочные посудины. Со всеми попрощалась. Завтра еду во Владивосток, потом в Китай.
Можно подвести итоги: я получил от Хабаровска немного больше, чем планировал, — плюс керамика, которую я поначалу собиралась в Хабаровске не искать. А почему стал искать и нашёл? Да потому же, почему ближе к концу предыдущей фазы моей оседлой жизни я влилась в тусу музыкантов и акробатов и не могла уже вести серьёзную жизнь полностью серьёзно. Потому что ололо и эгегей! Вот почему.
И в то же время я получил от Хабаровска немного меньше, чем планировал, — минус деньги, их вышло меньше, чем вроде как должно было быть расчётно. Но, во-первых, деньги, как мы все знаем, суть пыль, а, во-вторых, я всё-таки заработала дохрена бабла, это был суперденежный период жизни. Пора и возвращаться к бомжизму и разгильдяйству, а то можно и привыкнуть к богатству, и тогда привет, кабала, прощай, свобода.
Может я и вернусь и ещё поживу тут в Хабаровске немного, устроюсь в тот же травмпункт на ставку дежурствами сутки через двое-трое, без опостылевшего повторного приёма. Но не дольше, чем на полгода.
***
Сегодня мы с Людмилою взяли гитару, барабан, перкуссию какую-то шелестящую, коврик туристический и чай и отправились играть и петь на набережную. Будь благословен день моего знакомства с Людмилой! Спели мы: две песни «Башни Рован», Две песни группы под названием «Моя дорогая», одну песню Высоцкого, одну песню некоего Алексея Лысикова, одну — из советского фильма, одну известную в исполнении Ольги Арефьевой за авторством некоего Влада Маугли, один мой шизанутый вроде-как-перевод с латышского и одну совсем мою песню на вот эти примерно слова. И снова будь благословен день моего знакомства с Людмилой! Двум этим дуракам был кайф и драйв и радость, и прохожие накидали им 230 рублей и ещё 300 перевели на карту, что есть смешно — на этом месте надобно вспомнить корейского нищего, который аскал милостыню с платёжным терминалом.
Да, и снова и тысячи раз будь благословен день моего знакомства с Людмилой. Это произошло на сходе АВП в Хабаровске два года назад. Я там смотрела на неё и думала: какой человек хороший, вот бы с таким дружить. Но не совсем так было, как бывало в таких ситуациях раньше. Тут я не думала: Людмила крутая, а я блин какой-то. Тут, наоборот, я был вроде как приближен к оргам и рассказывал рассказы про крутые и крутоватые поездки и походы, и вот я думал: наверное эта Людмила сочтёт меня слишком крутой, чтобы дружить. А я же обычный, со мной ещё как можно дружить, и надо с этим вероятным впечатлением что-то сделать. Ну и как-то постепенно...
А было так, что в свой сюда приезд Аделина рассказала, почему кукольный театр в Иркутске называется «Аистёнок». Потому что первый спектакль, который они поставили, назывался «Аистёнок и пугало». Да, заметил на это я, было бы странно, если бы они назвали театр «Пугало». И наш с Людмилой ээ коллектив, который просуществовал ровно один день, назывался бы «Два Ивана-дурака», потому что во время первого эээ выступления перед эээ публикой он спел две (разные) песни про Ивана-дурака.
Жаль, что мы раньше так не делали. Круто очень, что сделали сегодня.
***
Я рад своей свободе наконец-то. Как был рад и лишиться свободы два с половиной года назад.
А что было: была репозиция одна (проксимальной фаланги 2 пальца на ноге), хорошая. Была девушка с селфхармом (они не так часты). В таком, впрочем, месте, в котором психиатр не обязательно распознает селфхарм по прошествии времени. Иногда мне хочется помочь как-то таким девушкам, но я не знаю как, и каждый раз или молчу, или рекомендую наносить повреждения в таких местах, где психиатр при беглом осмотре рубцов не заметит, а если заметит, то можно будет объяснить чем-то другим. А медсёстры любят морали почитать или изругать, но, по-моему, это не помогает.
Последнее это дежурство настолько, насколько что-то в жизни может быть последним. На моё место даже врача из Таджикистана уже взяли. А вчера я финальный молочный обжиг сделала, сегодня отвезла в травмпункт последние подарочные посудины. Со всеми попрощалась. Завтра еду во Владивосток, потом в Китай.
Можно подвести итоги: я получил от Хабаровска немного больше, чем планировал, — плюс керамика, которую я поначалу собиралась в Хабаровске не искать. А почему стал искать и нашёл? Да потому же, почему ближе к концу предыдущей фазы моей оседлой жизни я влилась в тусу музыкантов и акробатов и не могла уже вести серьёзную жизнь полностью серьёзно. Потому что ололо и эгегей! Вот почему.
И в то же время я получил от Хабаровска немного меньше, чем планировал, — минус деньги, их вышло меньше, чем вроде как должно было быть расчётно. Но, во-первых, деньги, как мы все знаем, суть пыль, а, во-вторых, я всё-таки заработала дохрена бабла, это был суперденежный период жизни. Пора и возвращаться к бомжизму и разгильдяйству, а то можно и привыкнуть к богатству, и тогда привет, кабала, прощай, свобода.
Может я и вернусь и ещё поживу тут в Хабаровске немного, устроюсь в тот же травмпункт на ставку дежурствами сутки через двое-трое, без опостылевшего повторного приёма. Но не дольше, чем на полгода.
***
Сегодня мы с Людмилою взяли гитару, барабан, перкуссию какую-то шелестящую, коврик туристический и чай и отправились играть и петь на набережную. Будь благословен день моего знакомства с Людмилой! Спели мы: две песни «Башни Рован», Две песни группы под названием «Моя дорогая», одну песню Высоцкого, одну песню некоего Алексея Лысикова, одну — из советского фильма, одну известную в исполнении Ольги Арефьевой за авторством некоего Влада Маугли, один мой шизанутый вроде-как-перевод с латышского и одну совсем мою песню на вот эти примерно слова. И снова будь благословен день моего знакомства с Людмилой! Двум этим дуракам был кайф и драйв и радость, и прохожие накидали им 230 рублей и ещё 300 перевели на карту, что есть смешно — на этом месте надобно вспомнить корейского нищего, который аскал милостыню с платёжным терминалом.
Да, и снова и тысячи раз будь благословен день моего знакомства с Людмилой. Это произошло на сходе АВП в Хабаровске два года назад. Я там смотрела на неё и думала: какой человек хороший, вот бы с таким дружить. Но не совсем так было, как бывало в таких ситуациях раньше. Тут я не думала: Людмила крутая, а я блин какой-то. Тут, наоборот, я был вроде как приближен к оргам и рассказывал рассказы про крутые и крутоватые поездки и походы, и вот я думал: наверное эта Людмила сочтёт меня слишком крутой, чтобы дружить. А я же обычный, со мной ещё как можно дружить, и надо с этим вероятным впечатлением что-то сделать. Ну и как-то постепенно...
А было так, что в свой сюда приезд Аделина рассказала, почему кукольный театр в Иркутске называется «Аистёнок». Потому что первый спектакль, который они поставили, назывался «Аистёнок и пугало». Да, заметил на это я, было бы странно, если бы они назвали театр «Пугало». И наш с Людмилой ээ коллектив, который просуществовал ровно один день, назывался бы «Два Ивана-дурака», потому что во время первого эээ выступления перед эээ публикой он спел две (разные) песни про Ивана-дурака.
Жаль, что мы раньше так не делали. Круто очень, что сделали сегодня.
***
Я рад своей свободе наконец-то. Как был рад и лишиться свободы два с половиной года назад.
